Анатолий Вячеславович Абоносимов — участник Великой Отечественной войны. Участвовал в боях на Юго-Западном, Степном, 2-ом и 3-ем Украинских фронтах, на 1-ом Белорусском фронте.
После окончания института участвовал в строительстве железной дороги Пермь — Кизел. Работая в органах государственной безопасности, проводил большую работу по обеспечению безопасности движения поездов, судов, самолетов, разоблачению лиц, сотрудничавших с немецкими оккупантами в годы войны.
Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Результаты мирного труда отмечены четырьмя медалями губернатора Кемеровской области, в том числе медалью «За особый вклад в развитие Кузбасса»и орденом «Доблесть Кузбасса».
Почетный сотрудник органов госбезопасности. Почетный участник Кемеровского регионального общественного движения «Ветераны комсомола».
Служение Родине
Я, Абоносимов Анатолий Вячеславович, родился в г. Ачинске в августе 1922 г. В 1940 году с аттестатом отличника (в то время еще не были введены медали) окончил среднюю школу.
Что было характерным для советской молодежи в тот период времени?
Это, наряду со стремлением получить отличные и хорошие знания школьной программы, прекрасная физическая и военная подготовка и беззаветная любовь к Родине, то есть высокое чувство патриотизма. Я постоянно занимался спортом, по группе юношей (15–16 лет) был рекордсменом Красноярского края в беге на 500 м и в прыжках в высоту. В 1938 году принимал участие во Всесоюзных соревнованиях в г. Киеве по легкой атлетике.
Мы, молодежь, может быть интуитивно, понимали, что война с фашистской Германией неизбежна, поэтому готовили себя к труду и обороне. К 1940 году сдал нормы на значок ГТО II ступени («Готов к труду и обороне»), ПВХО («Готов к противовоздушной и химической обороне»), ГСО («Готов к санитарной обороне») и сдал нормы на значок «Ворошиловский стрелок».
Во внеурочное время школьники старших классов с большим интересом изучали стрелковое оружие и ручной пулемет системы конструктора Дегтярева.
В 1940 году я поступил в Новосибирский институт военных инженеров транспорта. В нашей семье не было железнодорожников. Выбору этого института способствовали два обстоятельства. Будучи учеником средней школы, я с большим интересом прочитал книгу Гарина-Михайловского («Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты», «Инженеры») и мне захотелось так же быть инженером-строителем железных дорог. Это мое намерение укрепляли также встречи во время зимних каникул слушателей НИВИТа, бывших учеников школы, Рощина Виктора и Трушина Германа со старшеклассниками школы, которые с большим интересом рассказывали о своей учебе в институте.
Второе обстоятельство — закон о всеобщей воинской обязанности 1939 года. В соответствии с этим законом учащиеся, оканчивающие среднюю школу, призывались в ряды Красной Армии. Поэтому не случайно в 1940 году в НИВИТ стремились поступить школьники со всего СССР. Среди поступавших были москвичи, ленинградцы, украинцы, грузины, армяне и представители других национальностей. Я помню, что была очень строгая медицинская комиссия, которая браковала за малейшее нарушение здоровья. Среди не прошедших медкомиссию были слышны такие разговоры: «Я на приписке был зачислен в Морфлот (или в военно-воздушные силы РККА), а здесь не годен по здоровью».
Такой строгий отбор будущих слушателей института, очевидно, делали с целью уменьшить конкурс поступающих.
Если отличники средней школы, поступавшие на эксплуатационный факультет, по прохождении мандатной комиссии зачислялись в институт без экзаменов, то на строительном факультете мы сдавали экзамен по черчению и рисованию. Помню, принимал его преподаватель Л. Н. Розников1, который потом, на 1-ом курсе, читал нам начертательную геометрию.
После успешного окончания первого курса мы находились на военных сборах в лагерях недалеко от г. Юрга.
1Леонид Николаевич Розников, блестящий педагог, оставивший о себе благодарную память у многих поколений выпускников НИВИТа-НИИЖТаю. С 1939 по 1966 год возглавлял кафедру графики. Хорошо помню, как в воскресенье, 22 июня 1941 года в 16 часов должна была состояться товарищеская встреча по футболу с командой Томского артиллерийского училища, курсанты которого также находились на сборах. Уже шумели болельщики на трибунах стадиона, как вдруг по радио объявили: «Война! Германия внезапно напала на СССР».
Уже вечером 22 июня воинские подразделения начали покидать военные лагеря. Через несколько дней покинули лагерь и мы — слушатели НИВИТа.
Возобновилась учеба, однако длилась она не долго — уже в ноябре 1941 года слушатели первых трех курсов института были направлены в Кривощёково — пригород Новосибирска на левом берегу Оби для работы на военном заводе 4а комбината № 179. Буквально через несколько дней мы стали рабочими фрезерных и сверлильных станков.
Завод готовил корпуса снарядов для артиллерийских орудий. Я сначала работал на сверлильном станке, затем при содействии моего земляка Тараса Гранько, слушателя 3-го курса (он был бригадиром), стал машинистом пресса. Зарплата у машиниста была намного выше, чем у сверловщика.
Работали в режиме военного времени по 12 часов в смену. Имели рабочие карточки на хлеб по 600 грамм в сутки на человека. Жили в общежитии (по-моему, раньше здесь была средняя школа), постоянно мерзли, так как общежитие плохо отапливалось.
В марте 1942 года нас отозвали для продолжения учебы в институте.
Несмотря на бытовые трудности, работа на заводе воодушевляла нас, мы гордились, что наш труд способствует обороноспособности нашей Родины.
Учиться в институте мне и подавляющему большинству сокурсников оставалось недолго. В мае 1942 года по комсомольскому призыву я и примерно 80% слушателей l-го и 2-го курсов ушли служить в ряды Красной Армии. Остались продолжать учебу в основном слушатели, родители которых проживали в Новосибирске, а также слушатели из числа немцев, поляков и латышей. Хотя, я это хорошо помню, немец Юрий Раутман и латыш Александр Рекстин просили о зачислении их в армию.
При зачислении в ряды Красной Армии я попал в артиллерию, в подготовительную батарею. А в последующем переведен во 2-е Томское артиллерийское училище (ТАУ-2). 23 февраля 1943 года я с отличием закончил артучилище и в звании лейтенанта в должности адъютанта командира полка начал воевать в составе 98 гвардейского артполка 48 гвардейской дивизии 57 армии Юго-Западного фронта.
Наша дивизия принимала непосредственное участие в Белгородско-Харьковской операции 1943 года. В августе 1943 г. разгорелись тяжелые бои за Харьков. У деревни Безлюдовка наша пехота была остановлена и несла большие потери. Требовалось срочно подавить огневые точки противника. Вместе с командиром полка я находился на командном пункте. В самый ответственный момент оборвалась связь с начальником разведки артполка, который корректировал огонь батарей. Я вместе с солдатом-связистом бросился восстанавливать связь. Пространство до наблюдательного пункта начальника разведки было открытым и простреливалось. Просто головы нельзя было поднять, все вокруг кипело от разрыва снарядов и свиста пуль. Бог миловал, и нам удалось добраться до НП разведчиков. Оказалось, что начальник разведки убит, а бывшие с ним разведчики ранены. Перевязав их, мы восстановили связь. Я доложил командиру полка об обстановке и координаты выявленных целей немцев. Цели были тут же подавлены дивизионами нашего полка. 23 августа 1943 г. наши войска полностью освободили Харьков.
За бои у деревни Безлюдовка (10–15 км от Харькова) я был награжден Медалью «За отвагу».
Между прочим, начальник штаба нашего артполка предложил представить меня к награждению орденом Красной Звезды, однако командир полка подполковник Солод возразил, сказав: «Я, командир полка, имею орден Красной Звезды. И адъютанту такой же? Хватит с него и медали!». На фронте и так бывает.
После освобождения Харькова я был назначен командиром гаубичной 122 мм батареи. Наша дивизия отошла во второй эшелон (20–25 км от линии фронта) на отдых и пополнение. Наступило время писем родным и близким. Вот выдержка из моего письма отцу, написанного 23 августа 1943 года:
«Наступаем, освобождаем Украину от немчуры. Немцы здорово сопротивляются, однако не устоять им против нас — русских, так что они драпают на запад. В нашем соединении большинство — сибиряки, а ты знаешь — это лучшие воины. И когда в полк прибыло пополнение (тоже сибиряки), то мы говорили: «Ну, эти не подведут, будем гнать немчуру на запад».
На стороне немцев воюют наши изменники — власовцы. К ним у нас нет никакой пощады. Пригодилось мне знание, конечно не в полном объеме, немецкого языка. Недавно взяли наши разведчики пленных немцев. Я допрашивал их. Ничего, получилось: они меня понимали, я их тоже.
Сволочи, как попали в плен, то в один голос вопят: «Гитлер капут».
В такой период обычно приезжают фронтовые бригады артистов. Так было и теперь. В исполнении хора я впервые услышал запавшую в душу песню, где есть такие слова:
Ничего, что ты пришел усталый,
И на лбу морщинка залегла.
Я тебя, родного, ожидала,
Много слов горячих сберегла и т.д.
После Харькова наша дивизия воевала в Днепропетровской, Полтавской, Николаевской областях Украины. Неоднократно перебрасывалась с одного фронта на другой и поэтому до середины апреля 1944 года она входила в составы 3-го и 2-го Украинских фронтов, а в Курской битве входила в состав Степного фронта под командованием И. С. Конева.
Весь сентябрь 1943 года дивизия накапливала силы для очередного наступления, боевых действий почти не было. Стояла дикая жара, солдаты томились от безделья, загорали в окопах.
Днем из укрытия ни на шаг — все вокруг и у нас и у немцев было надежно пристрелено. А окопы отрыты прямо на помидорном поле и буквально в пяти шагах от бруствера на кустах висели аппетитные, сочные, зрелые помидоры, приманивая к себе солдат.
Ничто так не пагубно на войне, как беспечность. Появляется она, разумеется, не в бою, когда в человеке мобилизованы все его наличные ресурсы, и физические, и духовные, а там, где временно наступает затишье, расслабленность. Эта самая беспечность и вытолкнула меня из надежной траншеи к злополучному помидорному кусту. Казалось, и делал все быстро, но тут же ударил немецкий миномет-лопата и … нелепейшее ранение, два осколка впились в правую руку. Рану, конечно, перевязали, командир взвода наблюдения (КВН) посочувствовал, но я сам себя корил последними словами — плохой пример солдатам!
Пришлось в медицинском санитарном батальоне две недели лечиться.
В октябре 1943 года наша дивизия в районе города Верхнеднепровска форсировала Днепр и с боями закрепилась на правом берегу. Немцы предпринимали яростные усилия, чтобы отбросить нас обратно за Днепр. Особенно неистовствовала авиация — «Юнкерсы» и «Фокке-Вульфы». С утра до вечера почти беспрерывные бомбежки. Мы несли большие потери. Достаточно сказать, что даже повар нашего полка вместе с кухней погиб под лавиной земли, осыпавшейся после бомбового удара. Наша авиация оказывала достойное сопротивление, но ее было недостаточно.
И только в середине октября мы немцев вновь погнали на запад.
Во время очередного затишья у нас побывали армейские ансамбли. И вот тогда я впервые услышал песню о Днепре композитора Фрадкина:
«Кто погиб за Днепр,
Будет жить в веках,
Коль сражался он,
Как герой».
Мы, молодые воины, слушали ансамбль со слезами на глазах, ярко осознавая только что пережитые бои за Днепр. Невольно до сих пор, когда я слышу эту песню, эмоции берут верх, напоминая о боях за Днепр.
В январе 1944 года началась Никопольско-Криворожская операция с целью разгрома немцев, ликвидации их плацдарма на Днепре и освобождения городов Никополя и Кривого Рога. Наша дивизия принимала непосредственное участие в в освобождении Кривого Рога 23 февраля 1944 года и стала именоваться 48-й гвардейской Криворожской дивизией.
Вот, что писал я отцу 7 февраля 1944 года:
«Начали наступать, но продвижению очень мешает погода. Сейчас только начало февраля, а снега уже нет. Грязь несусветная, очень трудно наступать, а то бы толкнули фрицев подальше. Немцы опять стали повторять свою тактику до Днепра: сжигают селения и угоняют жителей, но это сейчас им удается труднее делать».
В конце апреля 1944 года наша дивизия железнодорожным транспортом была переброшена в Белоруссию, в Гомельскую область, и перешла в состав 28-й армии генерал-лейтенанта Лучинского А. А. и в 1-й Белорусский фронт маршала Рокоссовского К. К.
Дивизия пополнялась личным составом и материальной частью, шла подготовка к Белорусской операции под кодовым наименованием «Багратион». Она была проведена с 23 июня по 29 августа с целью разгрома немецко-фашистской группы армий «Центр» и освобождения Белоруссии. Наша дивизия начала наступление на Бобруйск 24 июня. Была проведена массированная артиллерийская подготовка из сотен орудий и реактивной артиллерии («Катюши»). На бреющем полете бомбили и обстреливали немцев наши славные штурмовики «ИЛ-2».
Армия сразу прорвала оборону на 30 километров по фронту и до 10 километров в глубину. 29 июня Бобруйск был освобожден, и дивизия продолжила успешное наступление, держа направление на знаменитые Пинские болота с целью последующего выхода на Брест. Топи преодолевали путем сооружения гатей для продвижения тягачей и орудий. Это был тяжелейший труд: по колени в болотной жиже рубили и доставляли лес для гатей. На твердую почву вышли обессиленные и уставшие.
В моей батарее был командир огневого взвода лейтенант МуравлянскиЙ. По своему характеру — весельчак и оптимист, возивший с собой на тягаче гитару. Чтобы улучшить настроение, взбодрить батарейцев, Муравлянский заиграл на гитаре и запел на мотив блатной песни «Гоп со смыком» сочиненные, видимо, им самим куплеты со словами нецензурными. Куплеты начинались словами:
«Гоп со смыком петь не интересно
122 куплета всем известны.
Расскажу я вам, ребята,
Про свою работу дипломата,
И какие были там дела»
Смысл куплетов был в том, что Красная Армия всех сильней: разбила финнов и итальянцев, и обязательно добьет немцев в Берлине. Казалось бы, незначительный момент в нашей армейской жизни, но он положительно сказался на настроении батарейцев.
По замыслу командования дивизии один из пехотных батальонов при поддержке моей батареи должен был выйти к немцам в тыл и обеспечить успешное продвижение дивизии. Двигались днем и ночью. В одном из сел остановились. Командир батальона послал разведчиков узнать обстановку, которые километрах в трех обнаружили противника. Пехота атаковала и захватила хутор. Я нахожусь в боевых порядках пехоты, засекаю цели, корректирую огонь батареи, находящейся на окраине села. Только закрепились на хуторе, как немцы остановили нашу пехоту при поддержке трех танков, шедших по дороге друг за другом (по обеим сторонам дороги были болота). Наша пехота начала отступать. Когда танки перед селом развернулись в боевой порядок, я дал команду и все три танка прямой наводкой были уничтожены огнем моей батареи.
«За успешные действия по разгрому немецкой воинской части в тылу врага, смелость и находчивость … » — среди других воинов я был награжден орденом Красной Звезды.
Наступление наших войск продолжалось. После взятия Бреста оно велось уже на территории Польши, где наша дивизия освободила г. Седлеце, продолжая наступление в направлении Варшавы. Однако 5 августа 1944 года я, корректируя огонь батареи, был тяжело ранен и на этом война для меня закончилась. Семь месяцев пробыл я в госпиталях. Вернулся домой в Ачинск инвалидом III группы.
Каких только трудностей не было на фронте и в тылу! И результатом стала Великая Победа! А после войны какой великий был взлет страны — в науке, образовании, экономике, культуре и до космических высот! Был непререкаемый авторитет в мире поистине могучего нашего государства СССР.
В сентябре 1945 года я вновь вернулся в свои родной институт на 2-й курс строительного факультета. За годы Отечественной войны время изучения отдельных предметов институтской программы изменилось. Например, раздел теоретической механики — статика, стал преподаваться на 1-ом курсе, поэтому мне пришлось изучать ее самостоятельно и сдавать экзамен доценту Кудряшову Л. К. 2
Я с большой энергией и вдохновением вновь приступил к учебе. Состояние растерянности в первый месяц учебы удалось преодолеть. Мне было особенно приятно и радостно встретиться с друзьями-однокурсниками, фронтовиками, вернувшимися после окончания войны в родной институт. Это Галинский Яков Семенович, с которым мы прожили в одной комнате в общежитии до женитьбы в год окончания института. В 1946 году вернулся в институт мой друг Петр Васильевич Елкин. С ним мы были в одной группе и жили в одной комнате еще в 1940 году. Еще раньше, в 1943 году, после ранения вернулся н институт Розенберг Наум. Я ему давал рекомендацию для вступления в Коммунистическую партию.
2 Леонид Константинович Кудряшов, в последующем доктор технических наук, профессор. С 1938 по 1960 год – заведующий кафедрой «Теоретическая механика»
Вернулся в институт Константин Иванович Щепотин 3, который еще в 1941 году добровольцем ушел в Красную Армию.
Всего на нашем курсе было пять фронтовиков. Это Галинский Я., Шинкаренко В. Н., Микляев Н. Ф.4, Щепотин К. И. и я.
За время учебы в институте, на 2-ом и 3-м курсах я был старостой курса, на 4-м и 5-м курсах — секретарем первичной парторганизации строительного факультета.
В начале учебы на 6-ом курсе меня вызвали в отдел кадров Управления охраны Министерства госбезопасности (УО МГБ) на Томской железной дороге и предложили по окончании института работать в органах безопасности. На мое заявление, что я хотел бы работать как инженер-путеец, начальник отдела кадров Рыжов сказал, что органам безопасности нужны кадры с высшим железнодорожным образованием, тем более коммунисты-фронтовики. Я стал кандидатом для работы в органах госбезопасности.
Однако перед самой защитой диплома, где-то в апреле или мае 1950 года, в институт прибыл из Москвы полковник ГУВВР (Главное управление военно-восстановительных работ) и подавляющее большинство выпускников — было направлено в железнодорожные войска. При личной беседе со мной я заявил представителю ГУВВРа, что по окончании института должен начать работать в органах безопасности. Однако полковник заявил, что я буду призван в железнодорожные войска.
Так и получилось. В августе 1950 года я начал служить в отдельном мостовом батальоне на строительстве железной дороги Пермь — Кизел.
Но вот ирония судьбы. Мои сокурсники получили должности заместителей командира роты по технической части, инженеров батальона, а меня избрали комсоргом батальона.
Однако в конце октября 1950 года меня отозвали на службу в органы госбезопасности на Томской железной дороге в Новосибирске. Трудиться в органах МГБ я начал с большим желанием и энергией, хотя никакого теоретического багажа не имел. Поэтому всегда с большой благодарностью и теплотой буду помнить своих первых учителей-наставников.
После окончания Великой Отечественной войны изменники Родины, каратели, националисты с мест свершенных ими преступлений бежали в Сибирь, надеясь, что их здесь не найдут. Но это были тщетные потуги. Когда мы в Украине, в Белоруссии и других ранее оккупированных немцами советских территориях производил и по фотографиям опознание этих людей, опознавшие их жители давали подробные сведения об их предательской деятельности.
Большая работа проводилась органами безопасности на транспорте по обеспечению безопасности движения поездов, судов, самолетов. Особое внимание уделялось прохождению так называемых литерных поездов, в которых следовали руководители партии и правительства.
С 1956 года большая работа проводилась в Тайгинском отделении УО МГБ, где я в то время был начальником, по реабилитации незаконно осужденных в 1937–39 годах тайгинских жителей.
3 Константин Иванович Щепотин, выпускник строительного факультета НИВИТа 1950 г. В последующем кандидат технических наук, доцент кафедры «Путь и путевое хозяйство» НИИЖТа.
4 Николай Федорович Микляев, выпускник строительного факультета НИВИТа 1950 г. В последующем старший преподаватель кафедры графики НИИЖТа.
Будучи начальником Тайгинского отделения УО МГБ, я был членом бюро городского комитета КПСС, постоянно выступал с лекциями и беседами на предприятиях города о политической бдительности трудящихся, о необходимости соблюдения силовыми органами законности, уважения и соблюдения прав и свобод человека.
В мае 1962 года после внезапной смерти l-го секретаря горкома КПСС на его место избрали меня. Это было полной неожиданностью, как для меня, так и для руководства Управления КГБ по Кемеровской области. Дело здесь в том, что в семидесятые годы в органы госбезопасности на руководящую работу направляли обычно крупных партийных работников (1-х и 2-х секретарей горкомов, райкомов и т. д.). Мое же избрание было одним из исключений из этого правила.
В должности l-го секретаря горкома я проработал до декабря 1964 года и по решению бюро обкома КПСС был вновь направлен на работу в Управление КГБ по Кемеровской области на должность начальника ведущего отдела, где и проработал до выхода на пенсию в ноябре 1985 года.
За достижение конкретных положительных результатов в оперативной работе
мне присвоено звание почетного сотрудника органов госбезопасности, а также я награжден медалью «За боевые заслуги».
Семь лет я был председателем Совета ветеранов УКГБ по Кемеровской области. С момента учреждения работаю в Кемеровском региональном общественном движении «Ветераны комсомола». Постоянно выступаю перед студентами и школьниками с беседами о патриотическом воспитании молодежи, об опыте Комсомола и Пионерии, призываю их беречь и развивать славные традиции фронтовиков, любить нашу Родину — Россию. Совет Движения «Ветераны комсомола» присвоил мне звание «Почетный участник» Кемеровского регионального общественного движения «Ветераны комсомола».
Я награжден четырьмя медалями губернатором Кемеровской области.
Особенно приятно было получить медаль «За особый вклад в развитие Кузбасса» и в связи с 90-летием орден «Доблесть Кузбасса».
Мне очень хотелось быть инженером путей сообщения и работать по приобретенной специальности, но жизнь внесла свои коррективы. Однако считаю, что внес определенную лепту в дело защиты родины от врагов, обеспечения ее безопасности и процветания. Чем и горжусь!